Луческу: "Шапку бросил преднамеренно!"
Представляем вашему вниманию объемное интервью наставника донецкого Шахтера.
Расхожая истина: когда команда выигрывает, тренера готовы носить на руках, но стоит проиграть — и коуч подвергается жесткому прессингу со стороны и журналистов, и болельщиков. Нужно быть психологически весьма устойчивым, чтобы постоянно жить между молотом и наковальней.
— Нет, для меня это не закон, - не соглашается Мирча Луческу. — Когда мы выигрывали, я уходил в сторону и позволял игрокам выдвигаться на первый план, чтобы все аплодисменты и поздравления достались им. Если же команда проигрывает, то однозначно и нормально, чтобы нес ответственность тренер. Ведь итог матча — это следствие того, что он принимает определенные решения. Да, потом делается анализ — и уже игроки должны брать часть ответственности на себя.
Есть еще один важный момент: при больших победах главное — чтобы тренер знал, как погасить сумасшедший пыл игроков и дальше готовить команду. И наоборот: при проигрыше он должен быть тем человеком, который сможет найти способ вывести их из сложного психологического состоянии. Нужно знать, что делать, чтобы футболисты не слишком взлетали после победы и сильно не убивались в случае поражения. Такова моя философия.
— Сколько лет вам понадобилось, чтобы научиться противостоять давлению извне?
— (Cмеется.) Я под этим давлением нахожусь еще с тех времен, когда был футболистом. И учиться не надо было — я просто его чувствовал. Но давление и стресс становились для меня — как бы это объяснить? — источником энергии и еще больше стимулировали к следующим играм. Очень важно уметь использовать прессинг себе во благо, особенно при подготовке к ответственным матчам! Есть тренеры, которые к большим играм подходят в упадническом настроении, а есть те, кто получает дополнительный заряд энергии. Естественно, умение противостоять приходит с опытом.
— Помните первый матч, когда впервые оказались под прессингом?
— Психологические атаки я ощущал даже в школьном дворе, когда мы играли с другими классами и районами. С тех пор под прессингом нахожусь постоянно. Но всегда стараюсь извлечь из этого все самое лучше и красивое. Я играл на лучших стадионах мира и, когда смотрел на переполненные трибуны, поддерживающие ту или иную команду, радовался этому давлению.
— Мистер, когда тяжелее переносить психологические атаки: тогда, когда вы сами выходили на поле, или сейчас, когда стали тренером?
— Я очень рано, в 23 года, стал капитаном национальной сборной. В дебютном матче мы сыграли с англичанами на Уэмбли 1:1. Нам противостояла великая команда: Бобби Чарльтон, Бобби Мур, Гордон Бэнкс и т.д. А я был по сути еще ребенком, мальчишкой...- После игры на Уэмбли традиционно организовывали банкет — в Англии такое практикуется. Там было около 3 000 человек, включая нас, которые приехали из социалистического лагеря. На глазах всего этого народа мне пришлось сказать какие-то слова и вручить Бобби Чарльтону подарок. И когда эти 3 000 человек мне зааплодировали, это тоже было давление! Тогда я пережил стресс. Но эти ощущения не забуду никогда.
— Переход от футболиста к тренеру у меня состоялся постепенно. Я был одновременно и игроком, и тренером национальной сборной, и президентом коллегии тренеров, и т.д. А мне тогда исполнилось всего лишь 35 лет! Я ощущал огромную ответственность. Естественно, игроку легче переносить стрессы, он отвечает только за себя, за свои действия на футбольном поле. А тренер — за всю команду, но при этом, увы, не может знать мысли футболистов. Ответственность игрока и тренера несопоставима.
— В определенные моменты тренер и капитан тоже должны оказывать психологическое давление. Что это должна быть за ситуация? Как вы чувствуете, что пора?
— Через эти моменты, в первую очередь, необходимо пройти. Я не могу сказать, что есть какая-то формула вроде "сегодня или завтра — время давления на игроков...-" Каждая игра имеет свою историю, каждая ситуация уникальна. Должно быть тренерское чувство, от этого зависит результат. А капитан команды — правая рука тренера на футбольном поле. Поэтому я не согласен с тем, чтобы игроки выбирали капитана. Да, я даю иногда возможность высказаться футболистам, но они обычно выбирают лидера из своих группок, поэтому я сам принимаю решение и назначаю капитана — человека ответственного, которого все уважают. Так было не только здесь, в Шахтере.
— Не думаю, что определенное давление тренера на игрока может "сломать" его. Более того, тренер не может себе позволить длительно прессинговать футболиста, потому что получается, что он не любит этого игрока. А если ты его не любишь, то лучше его поменять, чем терпеть. Аналогично, с той стороны будет сопротивление...- Это давление тоже нужно чувствовать — оно зависит от формы, в которой находится игрок, от его отношения к делу и общего коэффициента полезного действия. Я один из тех тренеров, которые не критикуют футболистов за технический брак. Моя критика — только в плане ментального подхода игрока к той или иной ситуации: организация игры, тактические действия, соблюдение тех или иных принципов, которые приняты в команде. Это воспитуемые моменты — отношение к делу, игровая дисциплина. Но я никогда не критикую, если футболист не забил пенальти, не обыграл, потерял мяч.
Один из недавних примеров — Андрей Пятов, на которого я прилюдно оказал давление. Он пропустил гол с 35 метров из-за невнимательности, что повлияло на результат матча и на остальных игроков — потеряны очки. Или, допустим, игра с Закарпатьем — я специально создал большое давление после матча, когда увидел отношение к игре группы футболистов, которым я доверял. А они оказались не готовы...- В румынском языке есть хорошая поговорка, которая в переводе обозначает: не оправдать чье-то доверие — равносильно предательству. Кстати, разговор после Закарпатья помог мне в кубковой игре с Динамо (Киев) — она была проведена совершенно на другом уровне. Я это не просто так говорю: на каждое замечание у меня есть какой-то аргумент, который я пытаюсь донести до своих подопечных.
— Есть случаи, когда тренеру необходимо влиять даже не на игрока, а на ситуацию...-
— Да! Часто как бывает: мы снимаем игру с высоко расположенной камеры, потом изучаем, разбираем. И меня больше интересует не футболист, который ошибся, а сама ситуация. У меня нет цели оскорбить какого-то игрока. Я просто обращаю внимание на принцип игры. Я всегда говорю футболистам: если я не могу анализировать и критиковать вас, то кто это сделает? У меня ведь большой опыт, я могу сопоставить с другими играми и сделать вывод. И если я кого-то критикую, это не значит, что я его наказываю. Это просто повод, чтобы все задумались и не повторяли впредь ошибку. И я рад, что футболисты воспринимают это адекватно. За всю мою тренерскую карьеру у меня не было ни одного случая конфликтов с игроками из-за критики. И я не злопамятный.
— Приходилось ли вам извиняться?
— Много раз. Извинялся и перед игроками, признавал свои ошибки, говорил, что принял не лучшее решение в той или иной ситуации. В футболе нужно через это пройти, ничего страшного тут нет. Нужно уметь находить силы и признавать, что я тоже могу ошибаться.
— Тяжелее всего было выдерживать прессинг в Италии, чей футбол в какой-то момент стал центром Вселенной, — признается Мистер. — Это специфическая страна — там благодаря прессе футболисты считают себя просто уникальными, звездами. Они с большим трудом соглашаются с тем, что говорит тренер, особенно если он иностранец. Поэтому очень мало какому приезжему коучу удалось добиться больших результатов в Италии. У них культ тех людей, которые умеют чего-то добиваться. В противном случае ты будешь постоянно находиться под прессингом. Я долго проработал в Италии, по длительности можно сравнить единственно со Свен-Ераном Эрикссоном: и он, и я — около 8 лет. Даже большие тренеры, которые приглашались в итальянский чемпионат, выдерживали год-два, не более — Лазарони, Купер и т.д.. Не говоря уже о Териме, которого из Турции пригласили в Фиорентину, потом выгнали оттуда и взяли в Милан. Он дошел до того, что в раздевалке начал драться с Индзаги! В общем, нужно иметь силы, чтобы адаптироваться и понять особенности великих итальянских клубов. Но это уже другая история.
— В 2003 году в Хорватии разъяренные фанаты пробрались ночью на футбольное поле и вырыли там могилы — после проигрыша своей команды. А вы сталкивались когда-нибудь с крайними формами проявления морального натиска?
— Это не болельщики, а просто люди, которые хотят о себе заявить, чем-то выделиться. Хотят, чтобы о них говорили, чтобы они вошли в историю. Но ничего общего с футболом они не имеют — как и те, кто писал баннеры против меня в прошлом году. Было такое и в Италии, но только когда команда показывала негативный результат. С другой стороны, когда я добивался успеха с Брешией, было и много теплых, хороших баннеров. В Италии, еще раз повторю, очень сильный прессинг и болельщики иногда доходят до крайних мер. Но это фанаты организованные и часто бывает, что за ними стоит руководство или владельцы клубов, которые так оказывают давление на тренеров, чтобы не потерять вложенных денег. Все взаимосвязано. Подобного нет ни в Испании, ни в Англии, ни в других странах — только в Италии и Германии, но там другой тип давления.
— Кстати, Дарио Срна говорил, что после этого случая хорватские футболисты несколько дней боялись выходить на улицу.
— После такого футболисты, наверное, даже не хотят играть. Как можно под таким страхом и прессингом показать на поле, на что они способны? Это ненормально. Другое дело — положительный прессинг. Что может быть красивее, чем давление нашего стадиона — Донбасс Арены? Оно ведь вызывает только положительные эмоции, помогает достигать результатов, нестись вперед. Между прочим, случаи, подобные хорватским, были и в Румынии — тоже дошло до полного отсутствия уважения к футболистам. При переходе от одной власти к другой все проходит безнаказанно, поэтому такие люди творят "чудеса". То же самое было и в Тимишоаре с Динамо(Загреб). В странах бывшей Югославии еще не все налажено и там, наверное, есть проблемы с обеспечением безопасности людей. Со временем и это решится.
— Мистер, случалось ли вам лично получать угрозы от агрессивных фанатов?
— Это был первый год, когда я еще играл, но стал уже тренером. Я приехал из Бухареста в промышленный город Хунедоара и принял местную команду Корвинул — во второй части чемпионата. Мы победили во всех домашних матчах. При этом вылетели, несмотря на то, что взяли практически все очки. На последней игре, которую мы выиграли 2:0, началось сумасшедшее давление. Публика с трибун выскочила на поле, руководство клуба испугалось. Полиция со щитами выстроилась, чтобы игроки могли уйти в раздевалки. Я тогда вышел из этого коридора и отправился к болельщикам. Они подняли меня, километр пронесли на руках до дома и заставили дать честное слово, что я не покину город из-за того, что мы вылетели. И не нужна была никакая полиция! А потом уже началась моя тренерская карьера: из второй лиги мы вышли в первую и т.д.. Но в тот момент был переломным: может быть, если б тогда я спрятался, сегодня был бы никем. А так прочувствовал ситуацию, и получилось, что стал героем для болельщиков. Главное — знать, как реагировать, знать психологию масс. Но и, естественно, самому вести себя достойно.
— Мистер Луческу, во время матчей вы всегда эмоциональны — кричите, подсказываете футболистам, жестикулируете. Сколько времени нужно, чтоб эмоции улеглись? Как вы заставляете себя успокоиться?
— Вечер после игры всегда тяжелый. Сейчас сложно говорить обо всем, через что проходит тренер. Очень важна поддержка семьи в такие моменты. Я не имею в виду только себя. Не думаю, что есть игроки, у которых после неудачного матча или проигрыша легко на душе. Часто говорится, что рабочие проблемы нужно оставлять за дверью, но в футболе подобное неприемлемо. Это состояние души, поэтому ты никуда не денешься от своей реакции на то, что произошло. Я сейчас говорю не только о проигрышах, но и о важных победных матчах, когда присутствует эйфория. После этого можно и много ошибок допустить. Когда игра заканчивается победой, для игрока это большое событие, праздник. А для тренера — очередной преодоленный барьер. Для кого-то это еще и важный момент в том плане, чтоб тебя не выгнали, как, допустим, Хуанде Рамоса из ЦСКА: несколько неудачных игр и он закончил. Такова наша профессия. Каким бы великим тренером ты ни был, но 3-4 игры подряд проиграл — и тебя могут освободить от занимаемой должности. Футболисту проще: он имеет контракт, который нужно выполнять. Поэтому к каждой игре нужно подходить с огромным вниманием, уметь чувствовать не только себя, но и игроков, видеть, что делают мои помощники, медики и ответственные за питание. Любая ошибка кого-то из них может привести к потере очков.
— Были случаи, когда вы сгоряча что-то наговорили или сделали, о чем потом жалели?
— Конечно, много раз. Мы все люди, и наша реакция не всегда правильна. Порой она неконтролируема.
— Как, например, знаменитый эпизод с шапкой?
— Нет, шапка была преднамеренная! Мне нужно было сделать акцент на ситуации. Я думал об этой шапке, когда бросал ее...- И вышел на поле тоже специально: надо было переключить внимание на себя, чтобы наказали меня, а игроков оставили в покое. В то же время надо было обратить внимание футболистов на то, что я жертвую собой, чтобы их не трогали. Они должны были сделать выводы из этого. Есть такие моменты. - - - -
— После эмоциональной встряски любому человеку нужно расслабиться, психологически восстановиться. Что помогает вам вернуться в норму, снять стресс?
— Раньше, после каждого матча, особенно когда мы играли на выезде, я просил бокал виски со льдом. Это немного помогало восстановиться. Сейчас, после болезни, мне уже этого нельзя делать, но бокал белого вина для расслабления могу выпить. Потом, когда приезжаю домой, могу посмотреть фильм и постепенно начинаю успокаиваться. Естественно, заснуть после игры очень сложно: игрокам — из-за их мышц, тренеру — из-за его мыслей.
Из ноябрьского выпуска официального клубного журнала Шахтер